soboleva_t

В студенческую пору мои однокашницы частенько делились различными способами любовного приворота. Вообще говоря, это было довольно занятно, поскольку секреты обычно передавались на девичьих посиделках под покровом сумерек, что напоминало о пионерлагерных страшилках после отбоя. «И страшно, и весело», ага.

– Ой, девчонки, я знаю такой средство! Ну просто безотказное! – сообщила как-то раз одна из «докладчиц». Аудитория затаила дыхание.

– И, главное, после этого ОН будет думать только о тебе! Короче: нужно взять у НЕГО какую-нибудь вещь... Ну, книгу или свитер...

– ...и никогда ее не отдавать! – закончила циничная я.

Кстати, действует. Рекомендую.

(Навеяно постом vorontsova_nvu).

В нашем студенческом общежитии электрочайники были практически в каждой комнате. Формально это было запрещено, т.к. на каждом этаже было по две кухни с электроплитами. Но попробуйте дождаться кипятка на общей кухне в «час пик»! Особенно по утрам. Во-первых, все рабочие плиты оказывались занятыми. Во-вторых, кипяток постоянно воровали. Да, вот так оставишь чайник обычный эмалированный, придешь через 10 минут, а там опять вода холодная!

Так что комнатный чайник был незаменим. Например, в нем варили яйца, получая кипяток для чая и сытный завтрак. «Два в одном», как говорится. Некоторые умудрялись варить в чайнике даже пельмени, но потом приходилось долго отмывать «нагревательный элемент» от налипшего теста. Супчики пакетные тоже, бывало, в чайнике варили (это сейчас – «горячая кружка», а тогда пакетные супы по 15-20 минут нужно было готовить).

Кроме того, электрочайник дополнительно согревал воздух в комнате «долгими зимними вечерами». Потому что электрообогреватели тоже были запрещены, и за выполнением этого правила «комендатура» следила гораздо строже. Но когда в комнате 10 градусов тепла, то никакие запреты не помогали. Поэтому в общаге постоянно выбивало пробки.

Наша комната была электрически «сдвоена» с соседней, так что любой «лишний» утюг или даже фен приводил к вырубанию электричества. Врубать его обратно ходил виновник утюга.

Но однажды, в особо холодную зиму и в самый разгар сессии, во тьму погрузилась вся общага. Только кое-где в коридорах горели лампы дневного света. Картина маслом: первокурсники сидят в кружок под этим скудным освещением и зубрят. Все они – в шубах или в пальто (просто какой-то «Меньщиков в изгнании»!).

Старшекурсники, разумеется, восприняли эту «тьму египетскую» как повод для более интересного времяпрепровождения и устроили «пир во время чумы». При свечах. Но на следующий день оказалось, что отмазка с отключением электричества не проканала. Мало того – электричества не было еще несколько суток. Как сейчас помню, как мы пересказывали друг другу тексты по зарубе: кто что успел прочитать при дневном свете.

И больше всего, знаете ли, не хватало горячего чаю из алюминиевого, ребристого, электрического чайника…

В начале 90-х, когда на вещевом рынке можно было купить всё, вплоть до ядерных боеголовок, один из студентов журфака пришел на лекцию с «боевой» авторучкой. Ну и нечаянно выстрелил из нее в своего однокурсника. «Не насмерть, товарищи, не насмерть!» (с)

Но событие таки имело широкий общественный резонанс. В частности, одна из городских газет опубликовала заметку под заголовком: «Они к штыку приравняли перо».

Тогда журналисты еще умели сочинять хорошие заголовки…

Вернее – аналогичной историей от e_smirnovа.

Мой однокашник Толик Ф. впервые услышал бетховенское «К Элизе» довольно поздно: годика в 23. И ему это произведение очень понравилось. Правда, Толина трактовка шла вразрез оказалась весьма необычной:

– Ой, а поставьте еще раз эти «Коллизии»!

В начале 90-х учился на рабфаке УрГУ некто Коля Ларин. Легендарная личность, насколько я могу судить по рассказам Эльвиры.

Пожилой 30-летний Коля приехал из сельской газеты, где работал редактором и корреспондентом в одном лице. Маленький, толстенький, с головой грушевидной формы, сальными волосами, вечно потеющий и хихикающий, он доканывал преподавателей одной лишь своей умопомрачительной дикцией. По меткому замечанию Эльвиры, дикция Коли была такова, «как будто у него во рту мухи е*утся». Вы не поверите, но после рабфака он поступил на журфак и проучился там аж до третьего курса.

– Умнясяшымдым, мнямняшымдамбуся, – задумчиво произносил Коля на экзаменах, склонив набок свою бедовую голову. И в конце каждой «фразы» неизменно требовал у преподов подтверждения этой «умной мысли»: – Да?

– Да! – хором отвечали преподы и послушно ставили зачеты и «уды», не в силах противостоять этому гению в кургузом пиджачке и коротких штанишках. Только однажды Коля налетел на гения с большой буквы «Г», а именно – на профессора философии Гения Иосифовича Бондарева. Придя к нему на пересдачу в третий раз и в очередной раз вопросив: «Да?», Коля чуть не получил по лбу здоровенной вузовской хрестоматией по философии. Гений Иосифович, потеряв всякое терпение, возопил, потрясая фолиантом:

– Вы ЭТО читали? Да или нет?!

На что Коля, потупив глазки и довольно потирая потные ручки, скромно ответил:

– Зачел-с!

После чего получил окончательный и бесповоротный «неуд» и был отчислен из универа навсегда.
*
А еще Коля писал стихи. ( Читать дальше )

Тогда только-только появился мелок «Машенька».

– Неправильное какое-то название, – сказала я другу-филологу. – Надо было назвать его «Защита Лужина».
– Не. Лучше уж сразу – «Приглашение на казнь».

Так уж повелось, что в наше время девушки с журфака дружили с юношами с философского (nevada_smith не даст соврать). Так вот, один мой приятель-философ поначалу снимал комнатку у одной бабки – в частном доме. Бабуля отнеслась к студенту университета с уважением, я бы даже сказала – с пиететом. Однажды подкараулила своего постояльца в огороде и заговорщицки спросила:

– А вы там, у себя, магнит делаете?

Страшно даже подумать, что за тараканы у старушки в голове водились…