soboleva_t | БОЛЬШЕ КОШЕК – ХОРОШИХ И РАЗНЫХ!

Мамина школьная подруга тетя Люся была весьма экстравагантной и столь же непосредственной бабенкой. Пышная блондинка с нежным румянцем, очень похожая на располневшую Мерилин Монро. Мужики на нее слетались, как мухи на мед – и она весьма умело этим пользовалась: один ей дачу строил, другой ремонт в квартире делал, третий на рынок ее возил… А еще у нее была кошка Донька.

Донька, вопреки своей сиамской породе, была ласковой и покладистой кошкой. Что, разумеется, ничуть не мешало ей регулярно приносить в подоле. И вот однажды, когда Донька в очередной раз была на сносях, т.Люся отхватила горящую путевку на какой-то курорт. Но, как на грех, все ее мужики с ней почему-то разругались (подозреваю, что именно из-за курорта), и оказалось, что сидеть с кошкой было совершенно некому, кроме… ну да, моей мамы. Правда, мама об этом даже не подозревала – ровно до тех пор, пока в один прекрасный майский день т.Люся не заявилась к нам вместе с беременной Донькой. Так, мол, и так, – выручай, подруга! Мама была в таком шоке, что согласилась.

А надо вам сказать, что у нас на тот момент уже была кошка – Степанида. И ей такой расклад ну о-о-очень не понравился! Из меланхоличного и даже, пожалуй, робкого существа, Стешка моментально превратилась в разъяренную тигрицу. Ну, типа «держите меня семеро!» и «пасть порву, моргалы выцарапаю». Донька со своим огромным замшевым пузом виновато забилась в угол прихожей и тяжело дышала, пока мы ловили Степаниду и утешали ее за дверями гостиной.

Стало понятно, что кошки не поладят, а ведь ожидались еще и котята! (Правда, насчет котят т.Люся дала маме следующую инструкцию: «Ир, только ты их сразу же утопи, а то сама будешь пристраивать потом!» И рассказала, как топить.) И как их содержать в одной квартире?

Была и другая проблема: «Представляю, что скажет папа…»(с) Потому что: а) папа терпеть не мог тетю Люсю, б) не переносил, когда решения принимаются без него.

Короче, к его приходу с работы пришлось в срочном порядке соорудить пристанище для Доньки… в кладовке. Кладовка, слава богу, была настолько большой, что заменяла нам гардеробную. Но. Там не было окна. Поэтому впоследствии бОльшую часть суток Доньке приходилось проводить при искусственном освещении.

Папа, как ни странно, зверствовать не стал: ну, высказал в очередной раз всё, что он думает по поводу «этой шлюхи» (имея в виду, конечно же, мамину подругу), да и успокоился на мысли, что «кошка не виновата». Он до сих пор очень сентиментален по отношению кошкам.

Мне тогда было лет 15, и, приходя из школы, я первым делом запирала Стешку в гостиной, а Доньку выводила на прогулку в нашу солнечную детскую. Нельзя сказать, что мне не жалко было родную кошку, которая тут же начинала заунывно вопить за дверью, обращаясь к своей сопернице (все кошатники знают, что по отношению к себе подобным кошки издают совершенно особые звуки). Но… она была хозяйкой территории и положения, а Донька – несчастным покинутым животным, да еще и сильно беременным к тому же. И – невероятно благодарным. Она не юлила, не ластилась, не заискивала, но ее благодарность чувствовалась во всем: и во взгляде, и в движениях, и в трогательной просьбе о ласке, когда она несмело забиралась на диван и доверчиво пристраивала свою умную сиамскую голову у меня на колене.

…Родила она днем, когда мы с сестрой были в школе, а родители – на работе. Мама, каждый день прибегавшая домой в обеденный перерыв, обнаружила приплод из четырех котят. Вспомнила и угрозу подруги («сама будешь их пристраивать!»), и возмущение Степаниды, и реакцию папы. Короче, она это сделала. А потом завернула трупики котят в газету и положила в мусорное ведро. И убежала на работу, потому что и без того уже непростительно опаздывала.

*
Я не сразу поняла, что произошло, когда вернулась домой после 7-го урока. Похудевшая Донька жалобно смотрела на меня из глубины своего «карцера», но выходить из него не хотела. На ее матрасике было всего несколько капелек крови. Но всё уже было ясно.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я поняла, что нежные слабые звуки, которые я поначалу приняла за отдаленный птичий щебет, на самом деле доносятся из нашей кухни. И пошла на звук…

Один был жив.

Мокрый, слепой, с еще неоформившимися ушками и крохотным хвостиком.

…Даже если бы в тот момент все тети Люси, папы, Степаниды и хляби небесные разверзлись у меня над головой, я бы всё равно сделала то, что сделала – отнесла детеныша к матери. И уже через час он был согрет, вылизан и накормлен за четверых.

*
Обошлось без громов и без молний. По-моему, все даже обрадовались новому постояльцу, хотя справляться со Степанидой становилось всё труднее и труднее. Она чувствовала себя пораженной в правах, «лишенцем», даже несмотря на то, что еще никогда в жизни ей не выказывалось столько заботы и любви, как во время Донькиной передержки.

А Донька просто расцвела. Со времени ее самых первых родов, когда т.Люся поняла, что в доме нафиг не нужна такая орава, Донькиных котят нещадно топили. А тут ей вновь улыбнулось материнское счастье. И уж как она холила и лелеяла свое дитя – это надо было видеть. Выражаясь языком классиков: «Вся сила нерастраченной материнской любви обрушилась на этого ребенка». :) Боже, как она смотрела на него во время приема солнечных ванн в нашей комнате! Могу поклясться, что в это время Донька оглядывалась на меня со счастливой ~~улыбкой~~ мордой и особым мр-рыкающим звуком для своих: «Ну посмотри, разве он не прелесть?» :)

Он был прелесть. :) Нежно-рыжий, с новенькими темными глазками, восхитительно розовым носиком и уже с той неловкой, но чудесной грацией, которая бывает только у котят.

*
А потом приехала т.Люся и забрала у нас это счастливое семейство (к величайшему облегчению Степаниды). И, против всех ожиданий, не стала возмущаться, увидев живого и невредимого котенка. Быстро пристроила его в «отдам-в-хорошие-руки». Не исключено, что за деньги, но это не имеет значения…

Донька пошла к ней с любовью.