soboleva_t

«Еще несмышленый, зеленый, но чуткий подсолнух
Уже повернулся верхушкой своей на восход…»
В. Высоцкий

Дед страшно не любил, когда мы, дети, срывали в его саду недоспевшее, незрелое, зеленое. «Ибо всему свое время», – рассуждал дед. Но, уверяю вас, нет ничего «слаще» запретного зеленого помидора или яблочка, тайком схрумканного в гороховых зарослях. Молоденькие стручки гороха (с едва оформившимися ребрышками горошин) тоже шли на «ура», кстати. А вот с подсолнухами это дело не прокатывало. Слишком мало их было в саду и слишком высоко они несли свою гордую подсолнечную голову, возвышаясь над кустарниками и грядками. Но…

Если кто ни разу не щелкал семечки из настоящего дозревшего подсолнуха – тому меня не понять.

Это вам не «воши», которыми торгуют возле вокзалов неопрятные тетки, высыпая их из грязного стаканчика в не менее грязный газетный кулечек. И не те залежавшиеся семечки, которые продаются в овощных магазинах на развес.

Это крупные сочные семена в мягкой кожистой оболочке. Как правило – с черными прожилками вдоль хребта. Кожуру нужно лишь слегка надкусить, чтобы маслянистое семечко само скользнуло на язык... А запах? Вы знаете, как пахнет зрелый подсолнух? Он пахнет осенним солнцем, скошенной травой и пряной росой…

Однажды деду пришла посылка из Воронежской области (я вам еще не рассказывала, что дед у меня оттуда родом?). Даже не одна посылка, а две. В первой – две трехлитровых банки со свежим подсолнечным маслом. А во второй… Ах, ЧТО было во второй! Она была доверху полна слегка обжаренными, чуть подсоленными очищенными семечками. Мы ели их щепотками, пригоршнями и горстями. Мы зачерпывали их ладонями и погружали в них лицо. Мы вдыхали их аромат и не могли ими насытиться...

А масло?.. Пахучее, золотое, настоящее! С солью и черным хлебом! С вареной картошкой и квашеной капустой! Не то прогорклое в пол-литровых бутылях из советских продмагов и не нынешнее рафинированное до уровня эрзаца…

На днях раздобыла-таки небольшой бутылёчек нерафинированного. По цене оливкового, ага. Но зато – как будто получила маленькую посылочку из детства…

Разговорились мы тут с da_het о способах квашения капусты. Понимаю, что до этого времени еще далеко, но... Вспомнилось кое-что из детства.

«Лист смородины груб и матерчат.
В доме хохот и стекла звенят,
В нем шинкуют, и квасят, и перчат,
И гвоздики кладут в маринад».
Б. Пастернак

В период заготовок на зиму вся наша большая семья объединялась, как крестьяне во время страды. Это и была страда, чего уж там. И если варка варенья, засолка огурцов и помидоров происходила по разным домам, то на капусту все собирались в доме у бабушки.

…Мне – маленькой – казалось, что в это время капуста была повсюду. Белоснежные холодные кочаны лежали на полу и путались под ногами, как футбольные мячи. Дом был усыпан капустными обрезками. Бабушка и тетки рубили капусту ножом на столе. Дед с зятьями – сечкой в деревянном корыте. Мама, сидя на полу, ожесточенно скоблила ее на шинковке, похожей на мини-гильотину. Это был настоящий бой с капустой. :)

А мы с двоюродными братьями и сестрами целыми днями торчали на улице или сидели в бабушкиной спальне, изредка выскакивая оттуда, чтобы слямзить со стола хрустящий свежий лист в крупной соли, кочерыжку и горбушку черного хлеба. Похоже, взрослые нас даже не замечали (как это бывало во время большой стирки, когда на кухне в баках с утра кипело белье, а потом его развешивали по всему дому и на балконе). Не помню, чем мы еще питались в такие дни, но вроде никто не жаловался – даже самые мелкие. Зато можно было вдоволь напрыгаться на бабушкиной кровати – аж до потолка! – что в обычные дни было строжайше запрещено; устроить там же кучу-малу; наиграться в лото и подкидного дурака; утащить под кровать настольную лампу и сделать там «домик» и безнаказанно вспомнить все страшилки про «черную руку».

Постепенно капустная волна спадала. Женщины начинали рассказывать разные житейские истории и напевать любимые семейные песни, а мужчины, сходившие в гараж к деду за дубовыми бочонками (и, видимо, принявшие там по стопочке), – шутить над женщинами.

Бочонки казались глубокими, как колодец, из которого пахло остро и упоительно. Дно, усыпанное толстым слоем белых капустных хлопьев, освещало мрачные стены бочонка. Кружочки морковки алели, как снегири на снегу. И на этой пухлой перине возлежали четвертинки и половинки капустных кочанов, которые так радостно и скрипуче было доставать зимой – уже из трехлитровых банок. Дав нам полюбоваться на это великолепие, дед насыпал сверху новый слой рубленной капусты – с укропными зернышками…

А в другом бочонке капуста перекладывалась антоновскими яблоками. Я тогда не очень понимала, в чем тут «цимес» и почему взрослые так любят соленые мягкие яблоки, которые вообще-то должны быть твердыми и сладкими. Теперь понимаю. Но сожалеть уже поздно…

Наверное, для красоты слога, можно было бы сказать, что капустный кочан – лист к листу – и есть символ семьи. Но не буду. Потому что не хочу сравнивать заветное с овощем – пусть даже и любимым.